Меню сайта
Статьи » Литература 19 века » Другие авторы

Описание и анализ трилогии "Христос и Антихрист" Мережковского

  • Статья
  • Еще по теме

«Христос и Антихрист» - трилогия Д.С. Мережковского. В неё вошли символистские романы «Смерть богов (Юлиан Отступник)» (1893— 1894 гг.), «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)» (1899 г.) и «Антихрист(Петр и Алексей)» (1904 г.).

«Смерть богов (Юлиан Отступник)»

Первый из романов будущей трилогии был написан в 1893-1894 гг.; вышел в свет на страницах журнала «Северный вестник» в 1895 г. (№№1—6) под названием «Отверженный». Отдельным изданием он, со значительными изменениями, но под тем же заглавием вышел в 1896 г. Название «Смерть богов (Юлиан Отступник)» впервые появилось во втором издании (Петербург, 1902 г.), текст которого, а также третьего (1906 г.), уже мало отличался от издания 1896 г. Роман вошел в собрания сочинений Мережковского 1911 г. (в «Товариществе М.О. Вольф») и 1914 г. (в «Товариществе И.Д. Сытина»).

Авторы первых критических отзывов о романе, в большинстве своем признавая его художественные достоинства и называя его первым произведением «нового искусства», которое заставило говорить о себе серьезно, видели в «Отверженном» исторический роман с явными романтическими аллюзиями на современность и отвергали «декадентскую и ницшеанскую» концепцию писателя.

При создании жизнеописания римского императора Юлиана, несмотря на ряд явных, отчасти оправданных характером замысла художника, отступлений от исторических фактов, Мережковский в целом опирался как на данные современной ему исторической науки, так и на античные источники, в первую очередь, на «Историю» Аммиана Марцеллина. Однако если обычно Юлиан Апостат изображался в литературе однозначно негативно, как вероотступник, правитель, пытавшийся остановить колесо истории и реанимировать отжившие языческие верования, то у Мережковского он предстает в трагическом образе явившегося слишком рано, а потому непонятого и обреченного на гибель, предтечи Возрождения. Христианство в романе изображено как «царство не от мира сего», как религия абсолютного добра, на земле не достижимого. Нисходя до земных дел, вторгаясь в «антихристов» мир государства, освящая деспотизм, насилие и несправедливость, оно изменяет своей сущности. Но и его оппонент — язычество — также ущербно, так как превозносит плоть над духом.

«Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)»

Первые главы этого романа были напечатаны в журнале «Начало» (1899 г., №№1—3) под названием «Воскресение». Полный текст произведения был опубликован в журнале «Мир Божий» (1900 г., книги I—XII). Отдельным изданием роман выходил в 1901, 1902 и 1906 гг. Под названием «Воскресшие боги» он появился в собраниях сочинений Мережковского (1911 и 1914 гг.).

О более раннем интересе Мережковского к творчеству и личности Леонардо да Винчи свидетельствует его стихотворение «Леонардо да Винчи» (1894 г.; опубликовано в «Северном вестнике», 1895, №5) и отрывок «Селение Винчи. Из путевого дневника» («Cosmopoles», 1897, №2). Обращение русского писателя к той эпохе диктовалось ощущением раздвоенности времени, характерным как для России рубежа XIX—XX вв., так и для Возрождения, когда в Европу, казалось из небытия, вернулся дух язычества, эллинизма, а церковь вырождалась, встав, по мнению писателя, вопреки сути жизнеутверждающего учения Христа, на ложный путь умерщвления плоти. Мережковский считал, что историческое христианство своим чрезмерным подчеркиванием духовного начала привело к отрицанию священности плоти и оказалось неспособно понять их мистическое единство и равноценность. В свете чего образ Леонарда да Винчи — центральный в романе — возвышался до символического образа художника-титана, гения-творца, «соперника Бога» (Н. Минский). Другим важнейшим образом романа «Воскресшие боги» является образ Левиафана — папства и всей государственной машины Италии XV—XVII вв., — который стал в произведении символом Антихриста и неодолимого ада земной жизни.

Роман «Воскресшие боги» — первая в русской литературе попытка художественного воплощения и исследования ницшеанской идеи государства, реализовавшей свои потенции в тоталитаризме XX в. («Петр I» А.Н. Толстого явился лишь продолжением этой литературной традиции). Кризис гуманизма, веры в возможность победы добра, столь характерные для умонастроений европейцев рубежа столетий, в полной мере отразились в творчестве Мережковского. В результате от романа к роману явственнее обнаружилась тенденция к смещению нравственных норм, живописанию насилия и жестокости, а сквозь объективный стиль, унаследованный от прозы 1880-х гг., все определеннее начала просматриваться декадентская апология зла. С Мережковским, по утверждению Н.А. Бердяева, «исчезает из русской литературы ее необыкновенное правдолюбие и моральный пафос». Однако уже в следующей части трилогии «антихристов пафос государства» был отвергнут художником.

Второй роман вызвал горячую полемику и интерес критики, значительно превосходивший тот, что был проявлен к роману о Юлиане Отступнике. Прежде всего резко осуждалось усиление ницшеанских и декадентских настроений писателя, его манихейские взгляды (в чем, правда, сам Мережковский обвинял историческое христианство). А. Волынский, Н. Сумцов и другие авторы статей, отмечая влияние на романиста сочинений Иринея Лионского, Ипполита Римского, а также таких трудов, как «Государь» Н. Макиавелли, «Жизнеописаний» Д. Вазари и произведений самого Леонардо да Винчи, указывали на слишком вольное обращение Мережковского с источниками (отсутствие ссылок при введении цитат, удивлявшее современников сочетание скрупулезного описания исторических реалий, деталей быта и в то же время явные нарушения фактологии). Вместе с тем невыразительная прорисовка сюжета, психологического портрета, статичность образов, отмечавшиеся критикой в связи со «Смертью богов» среди недостатков, теперь воспринимались как проявления оригинальной манеры автора нового типа романа — «романа идей», где истинными героями оказываются не люди, а обретающиеся в них и выражаемые ими идеи и духовные тенденции.

Разрабатывая принципиально новую поэтику «романа идей», Мережковский эстетизировал разнородные, в том числе и внехудожественные, тексты, что проявилось в использовании парафраз, многократных, порой неоправданных повторов одних и тех же цитат, создающих из любого «чужого слова» лейтмотивные цепочки.

«Антихрист (Петр и Алексей)»

Сообщение о подготовке к печати последней части трилогии — «Петр и Алексей» — впервые появилось в той же книге журнала «Мир Божий» за 1900 г., в которой завершалась публикация «Воскресших богов». Однако текст третьего романа, и то неполный, впервые увидел свет лишь в 1904 г. в журнале «Новый путь» (книги I—V, IX—XII). Два отдельных издания «Антихриста» вышли в 1905 и в 1906 гг. Произведение также вошло в собрания сочинений писателя 1911 и 1914 гг.

Написанию романа предшествовала большая подготовительная работа. Мережковский изучил «Историю России с древнейших времен» С.М. Соловьева, «Историю царствования Петра Великого» Н.Г. Устрялова, исследование П.П. Пекарского «Наука и литература при Петре Великом» и др.). Особое внимание писателя привлекли статьи и очерки по истории русской культуры П.Н. Милюкова в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, в которых Мережковский нашел весьма близкие своим взглядам суждения о призрачности успехов петровских реформ и о преобладании в сознании народных масс идей старообрядчества. Кроме того, по свидетельству З.Н. Гиппиус, романист совершил несколько путешествий по России в целях изучения быта старообрядцев, в которых он видел свет религиозной истины, утраченный официальной церковью.

Обычное для Мережковского вольное обращение с данными источников (нарушение хронологии, приписывание высказываний одних исторических деятелей другим и т.п.), а также часто отсутствие психологической мотивировки поступков персонажей, нарушение правдоподобия и прочие недочеты, вызвали резко отрицательную реакцию литературных критиков и профессиональных историков. Однако современниками была оставлена без внимания не только философская, или точнее историософская, концепция писателя, но и попытка создания им новой мифологии русской истории. Напротив, Мережковским и его окружением роман воспринимался не как исторический, а как символистский, мета-исторический. В поэтике этого произведения факты, взятые из источников, переосмысляются, в значительной мере отрываются от своей исторической почвы, становясь символами таинственных могучих и страшных движущих сил истории. Цепочки символов пророчат о грядущих судьбах мира, намекают на просыпающиеся в неведомых безднах бытия стихии. Весь роман пронизан ощущением неизбежности глобальных потрясений — революции в России, в которую, по мнению художника, переместился из Европы центр противоборства Бога и дьявола и высшей миссией которой является исполнение правды Христа (этот мотив близок образу Спасителя, в образе нищего благословляющего нищую Русь, из стихотворения Ф.И. Тютчева). Вслед за славянофилами и Ф.М. Достоевским Мережковский связывает будущее «всеединство людей во Христе» с Россией, являющейся в этом смысле истинной наследницей многотысячелетней истории цивилизации Запада.

Важнейшей темой здесь у Мережковского впервые становится тема «народа-богоносца» — истинного героя истории, хранителя правды о небе и о земле (в романе о титанах Возрождения — «Воскресших богах» — тема народа далеко не центральная). Поэтому в «Антихристе» писатель особенно много внимания уделил художественной разработке образов персонажей — представителей народа, придавая им больше глубины и избегая однозначности трактовки.

Центр мира греха и смерти в романе — Петр I, сердце мертвящей государственной машины, частью которой является официальная, огосударствленная церковь. Несмотря на всю сложность образа российского императора, религиозная и этическая оценка его автором совпадает с распространенным в народе взглядом на царя (кесаря) как на исполнителя дьявольского замысла, вероотступника, воплощение Антихриста. Петр строит великое будущее страны, однако вся его деятельность, его государство и личность, ориентированные на Запад и чуждые России, являют собой, по мысли Мережковского, ложный синтез, а потому гибельны. (Явно отталкиваясь от слов Достоевского «красота спасет мир», символист интерпретирует даже пресловутую бытовую неприхотливость царя-реформатора как элементарное неумение жить «в красоте».)

Петру противопоставлен столь же неоднозначный образ царевича Алексея, сюжетные линии которого создаются автором явно в параллель с историей земного пути Христа (неправый суд, мученическая смерть), а его отношения с отцом построены по аналогии с ветхозаветной историей Авраама и Исаака (жертвоприношение как подтверждение веры и залог исполнения божественного обета и миссии прародителя; в случае с царем-Антихристом-лжепророком всё подготавливаемое им грядущее обретает цвет смерти). Поэтому проклятие в адрес Петра I воспринимается как пророчество, обращенное к современникам писателя: «И падёт сия кровь от главы на главу...». Эсхатологические мотивы, значительно усиленные за счёт использования антипетровских легенд старообрядцев, также играют структурообразующую роль в поэтике романа (уже название задает тему ожидания Страшного Суда: Антихрист — предвестник конца света, второго пришествия Христа).

Судьба этого произведения в отечественной культуре полна парадоксов. Роман, воспринятый вне круга символистов как исторический, полемически направленный против официальной апологетики одной из важнейших фигур династии Романовых, внес новые акценты в традицию изображения Петра I — разрушителя, лжетворца, созидающего на крови людей свой обреченный на гибель Парадиз — призрачную петербургскую империю (от «Медного всадника» Пушкина до «Петербурга» А. Белого и рассказов А.Н. Толстого досоветского периода). В 1930-е гг., когда революционная критика средств и результатов деятельности первого русского императора сменилась его же официальной идеализацией, роман Мережковского был осужден и не переиздавался (что, впрочем, только добавило концепции писателя авторитета, а произведению известности).

Общая характеристика трилогии «Христос и Антихрист»

Христос и Антихрист, чьи имена были вынесены автором в заглавие трилогии, не являются у Мережковского однозначными символами христианства и язычества. В концепции писателя-философа они стали емкими художественными и историческими символами, в которых реализовалась мысль о вечном этическом конфликте, лежащем в основе человеческой цивилизации и о преобразовании двух начал в грядущем синтезе. Значение этих символов здесь сопоставимо с понятиями концепции Достоевского — «богочеловеческое» и «человекобожеское» начала в человеке (другая, более поздняя, вероятная параллель — «богоискательство» и «богостроительство» рубежа 1900—1910-х гг.).

Трилогия Мережковского — явление в русской литературе уникальное по временному и пространственному охвату событий (и, пожалуй, сопоставимо только с замыслами незавершенных романов В.Ф. Одоевского «Иордан Бруно» и «Петербургские письма» 1830-х гг., где взаимосвязанные события разворачиваются соответственно в начале новой эры – XVI-XIX-XX и XVII-XIX-XLIV веках). Качественная интерпретация идей и образов трилогии невозможна без обращения к культурному контексту эпохи рубежа столетий. Внешне эта связь выражена в огромном количестве цитат, парафраз, аллюзий и реминисценций из русской литературы. Современная писателю критика указывала прежде всего на образные и стилистические параллели в романах Мережковского и пушкинском фрагменте «Цезарь путешествовал...», а также «Легенде о Великом инквизиторе» Достоевского; исследователи последних десятилетий расширили этот список, включив в него «Житие протопопа Аввакума...», ряд произведений Пушкина («Борис Годунов», «Маленькие трагедии», «Сцены из рыцарских времен» и др.), В.Ф. Одоевского, Ф.И. Тютчева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, а также значительное число имен западноевропейских авторов (особое место здесь занимает «мировая драма» Г. Ибсена «Кесарь и Галилеянин»).

Трилогия Мережковского, первый совершенный образец символистской прозы в России, сыграла важную роль в становлении поэтики символизма и шире — в развитии всей русской литературы XX в. на пути от полифонического романа к роману концептуальному. Отголоски историософских и художественных идей автора трилогии, возникших пол влиянием произведений Достоевского, Ф. Ницше, В.С. Соловьева, В.В. Розанова, ощутимы в творчестве А.А. Блока, А. Белого, А.Н. Толстого, В. Хлебникова и их продолжателей.

С 1914 по 1989 г. на родине писателя трилогия не переиздавалась (репринт двадцатичетырехтомного собрания сочинений 1914 г. вышел за рубежом — Hildesheim, 1973 г.). До сих пор нет единого мнения исследователей о правомерности отнесения к этому замыслу таких позднейших, несомненно более слабых в литературном отношении, романов писателя, как «Рождение богов (Тутанхамон на Крите)» (1925), «Мессия» (1926—1927 гг.), «Tod und Auferstehung (Смерть и воскресение]» (вышел на немецком языке в 1935 г.), а также о связи трилогии «Христос и Антихрист» с философской трилогией «Тайна трёх: Египет и Вавилон» (1925 г.), «Тайна Запада: Атлантида — Европа» (1930 г.) и «Иисус неизвестный» (1931 г.).

Существовал сценарий киноиллюстрации трилогии Мережковского «Юлиан Отступник» (М., 1917 (?) г.), однако его послереволюционная судьба остается неизвестна.

Источник: Энциклопедия литературных произведений / Под ред. С.В. Стахорского. - М.: ВАГРИУС, 1998

Понравился материал?
9
Рассказать друзьям:
Просмотров: 8589