Образ Козьмы Пруткова, его место в русской поэзии

В творческом союзе Алексея Толстого и братьев Жемчужниковых был придуман образ самодовольного литератора Козьмы Пруткова. Предлагаем прочитать несколько стихотворений «популярного в середине XIX века» поэта («Мой портрет», «Честолюбие», «Моё вдохновение» или другие). Вы сразу же почувствуете комизм этих творений. Над чем же смеется Козьма Прутков?

Первым, наиболее явным объектом насмешек Пруткова оказываются поэты, литераторы вообще. Часто говорится о том, что Прутков высмеивает эпигонов, бездарных подражателей. Однако имена эпигонов давно забыты и ничего не скажут современному читателю. Но для Козьмы Пруткова нет авторитетов. Создавая свои шедевры, он берёт за образец не только стихи Щербины или Бенедиктова, но и те произведения, которые вошли в фонд русской классики. Он и сам определяет свою позицию очень конкретно:

«Я совсем не пишу пародий!.. Я просто анализировал в уме своём большинство поэтов, имевших успех; этот анализ привёл меня к синтезису; ибо дарования, рассыпанные между другими поэтами порознь, оказались совмещёнными все во мне едином!..» (Письмо известного Козьмы Пруткова к неизвестному фельетонисту «С.-Петербургских ведомостей» (1854) по поводу статьи сего последнего.)

Так подражание или пародия? Предметом пародии могут быть, как обычно думают, только плохие стихи. Подражают, напротив, чему-то хорошему. Чтобы разобраться, предлагаем вам сравнить несколько прутковских стихотворений с их наиболее известными образцами.

А. С. Пушкин. «Чёрная шаль» — К. Прутков. Романс («На мягкой кровати...»).

М. Ю. Лермонтов. «Желанье» («Отворите мне темницу...») — К. Прутков. «Честолюбие» («Дайте силу мне Самсона...»).

А. А. Фет. «Непогода — осень — куришь...» — К. Прутков. «Осень» («Осень. Скучно. Ветер воет...»).

Можно убедиться, что, вопреки утверждениям автора, стихи Пруткова всё-таки пародии, а не подражания, поскольку в них есть тот самый момент преувеличения, «пересаливания», доведения до абсурда, который и отличает пародию как литературный приём. При этом мы смеёмся не только над «копиями», но отчасти и над оригиналами.

Во-вторых, становится ясно, что Прутков смеётся не просто над плохими стихами. (Ведь стихи Пушкина и Лермонтова совсем не плохи и не стали хуже от прутковских подражаний.) Объектом пародии оказывается какой-то конкретный прием, когда-то яркая находка, превратившаяся со временем в слишком узнаваемый шаблон (выражаясь современным языком, «хит»). Прутков издевается над всем застывшим, окостеневшим в поэзии, над всем, что превращает её в сумму удачных приёмов, убивая неуловимую сущность поэтического творчества, его вдохновенность. Важно отметить, что главным приёмом пародирования становятся постепенно не отдельные стихотворения Пруткова, а весь облик самодовольного и тупого горе-поэта.

Но, как известно, Прутков не только поэт, но и чиновник. Он сочиняет не только вирши, но и политические прожекты. Так мы подходим ко второму адресату прутковского смеха.

Предлагаем вам ознакомиться с проектом «О введении единомыслия в России» Козьмы Пруткова. В нём высмеивается не только благонамеренная глупость чиновника Пруткова, но и государственная машина, которой он служит. Высшая власть противоречивыми действиями вводит в заблуждение подданных относительно своих «блистательно обдуманных» целей, не терпит критики и свободы слова, плодит верноподданных тупиц и мечтает о совершенном единомыслии всех граждан. Исторические факты подтверждают точность прутковской сатиры на эпоху Николая I. Отметим также грустный пророческий смысл «Проекта», идеи которого — казалось бы, смехотворные — были стопроцентно реализованы в советское время.

Дополнить представление о Пруткове-сатирике могут «Военные афоризмы», приписанные перу сына великого Козьмы. Вы увидите, что еще одним объектом насмешек Пруткова становится современная автору российская действительность.

Но и этим не ограничивается творческий диапазон Козьмы Пруткова. Поэт, политический деятель, он еще и философ. Давайте обратимся к знаменитым «Плодам раздумья».

Мнимое глубокомыслие, преувеличенная серьёзность, абсурдная «логика» делают смешными плоды раздумья Козьмы Пруткова. И вновь смех Пруткова поражает сразу двойную цель. Конечно, в первую очередь смешон умничающий дурак, но на его фоне становятся смешными и умничающие умники. В свете афоризмов Пруткова как-то сразу начинают казаться сомнительными незыблемые истины, глубокомысленные откровения, которым мы порой слишком слепо доверяем: «Тише едешь — дальше будешь», «Молчание — золото», «Умом Россию не понять» и прочее.

Прочитайте одно из первых опубликованных стихотворений Тютчева, напечатанное в пушкинском ещё «Современнике», - «Фонтан». Оно открыло эпоху новой русской поэзии: поэзии мысли, философской углублённости, высокой серьёзности.

А вот один из самых известных афоризмов Пруткова, как будто специально написанный в ответ на эти стихи.

Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану.

(«Плоды раздумья», № 22.)

Тютчев со всей глубиной мыслителя и поэта изображает трагическое противоречие человеческого разума: устремлённость к божественной истине и невозможность её достижения. Прутков со всем простодушием глупца находит выход из трагедии: смертной мысли водомёт тоже нуждается в отдыхе. Оказывается, мучительные терзания духа, стремления разума можно просто на время «выключить».

Вся русская литература второй половины XIX века — это литература страстного богоискательства, служения народу, философского напряжения. Поэзия не оставила себе права на лёгкость, бездумность, безыдейность. «А поэзия, прости Господи, должна быть глуповата», — говаривал Пушкин (из письма П. А. Вяземскому в мае 1826 года). В этом горнем воздухе простому читателю порой становится не по себе, как мирянину в святой обители. В пушкинскую эпоху глубина духовных прозрений и лёгкость игрового начала мирно уживались в поэзии. После Гоголя литература приняла на себя такую ответственность, так прониклась своей миссией, что порой сама не выдерживала перенапряжения сил и впадала в молчание или антиэстетизм (как в творчестве Л. Н. Толстого). Козьма Прутков — это отдушина для жизнерадостного читателя, это напоминание о том, что литература не жизнь, не религия, это внезапный взрыв загнанной в недра «глуповатости». Это лукавая насмешка русского ума над самим собою, уравновесившая хотя бы частично серьёзность духовных устремлений Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

Использованы материалы книги: Ю.В. Лебедев, А.Н. Романова. Литература. 10 класс. Поурочные разработки. - М.: 2014