"Честный вор" (Достоевский): анализ рассказа

Это рассказ о бездомном Емеле, безнадежном пьянице, который своровал рейтузы у своего благодетеля только затем, чтобы пропить их. Но, находясь при смерти, он честно признался в том своему благодетелю.

Тот рассказ, который мы читаем сейчас, является переделкой 1860 года, и он довольно сильно отличается от первого варианта, опубликованного в 1848 году в журнале «Отечественные записки». В первоначальном варианте конец рассказа венчает весьма длинный пассаж от лица повествователя. Здесь писатель уже не маскируется под художественную литературу, а без всяких обиняков высказывает свои собственные мысли. Достоевский, являвшийся адептом христианского социализма, произносит проповедь: и в «ничтожном» человеке сокрыта чистая душа, нельзя ненавидеть «падшего» человека.

Люди, знавшие тогдашнего Достоевского, вспоминали, что он мог пригласить пообедать пациента, который лечился у знакомого врача, мог и нанять в качестве прислуги отставного военного чина. Достоевский родился и рос в казенной квартире лекаря Мариинской больницы для бедных. «Падшие» были для него людьми, знакомыми не понаслышке. Достоевский выслушивал рассказы об их жизни, которые становились основой для его произведений. Соединяя их живые рассказы со своим «социализмом», Достоевский и получил на выходе «Честного вора».

Вернувшись из сибирской ссылки, Достоевский не отказался от своего «христианского социализма». Написанные тогда «Униженные и оскорбленные» и «Записки из мертвого дома» ясно говорят нам о том, что и в это время Достоевский не изменил идеалам молодости. Они продолжают жить и в поздних произведениях Достоевского — таких, как «Преступление и наказание», «Идиот». Совершенно спившийся Мармеладов из «Преступления и наказания» чувствует угрызения совести — в этом отношении он является копией Емели из «Честного вора». Презираемый Мышкин из «Идиота» — обладает самой чистой совестью и является выразителем тех же самых идей Достоевского.

Совершенно не случайно, что западноевропейские христианские писатели и мыслители испытывали по отношению к Федору Михайлович чувство родства. Как указывал российский мыслитель Константин Леонтьев, христианство Достоевского было «слишком розовым». Это не православие, а умение «всемирной любви» (К.Н. Леонтьев. «О всемирной любви». Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике).

Старец Зосима из «Братьев Карамазовых» может не являться ни к обедне, ни ко всенощной, он может позволить себе и не возглашать обязательно положенных по этому случаю «правил». Русский инок Достоевского — это не настоящий монах, каким ему положено быть в православии. Не случайно митрополит петербургский Исидор (Никольский) сурово критиковал Федора Михайловича, заявляя, что он «простой романист», что «ничего серьезного не написал» (см.: И. Волгин. «Последний год Достоевского»).

Почему, однако, Достоевский так сильно сочувствовал низким шутам, пьяницам и бродягам? Почему его столь увлекли идеи его века, призывавшие к оправданию падших? Я полагаю, что еще до того, как Достоевский столкнулся с идеями «нового христианства», он обладал такими душевными свойствами, которые заставляли его глубоко прочувствовать положение неудачников и людей приниженных. В нем безотчетно присутствовал почти что детский и глубокий комплекс зависимости — страшно сильное желание подчиняться, чувство, очень похожее на врожденный комплекс вины. В связи с этим Достоевский не был в состоянии общаться с людьми как с независимыми личностями на равных основаниях, он не мог хладнокровно удерживать дистанцию при общении с ними. Он с болью ощущал холодное пространство, простирающееся между людьми независимыми, и это было для него нестерпимо. Как передает писатель В. А. Соллогуб, который знал Достоевского в дни его молодости, Достоевский без всяких на то оснований при общении с другими людьми вел себя так, как если бы он занимал более низкое и приниженное положение (В. А. Соллогуб. «Воспоминания»; «Достоевский в воспоминаниях современников» под редакцией Долинина). В своем письме Достоевский также прямо признавался, что он был в «припадках излишнего самоумаления и смирения от ложной деликатности» (Письмо А. А. Краевскому от 1 февраля 1849). С помощью спонтанной уничижительности Достоевский сокращал бездушную дистанцию с собеседником, он хотел понравиться собеседнику — так он обретал спокойствие и поддерживал душевное равновесие.

Лев Толстой вывел в «Анне Карениной» Левина, который без всяких колебаний при столкновении с другими людьми утверждает добро, справедливость, мужественность. Что до Достоевского, то это «ничтожный» человек, то есть такой человек, который слаб и является пораженцем, который с самого начала избегает открытых столкновений с другими людьми. Выводя таких персонажей, Достоевскому нравилось прощать их и дружить с ними. Описывая низкого шута Ползункова, он избегает посмотреть на него прямо и осудить его; нет, вместо этого Достоевский предпочитает заявить нам, что и в униженном шуте обнаруживается немыслимое благородство. Достоевский жил не с ощущением уверенности, он все время чувствовал так, как будто ему постоянно кто-нибудь угрожает. Поэтому-то во всех произведениях Достоевского появляются жалкие, приниженные, презираемые и никчемные персонажи — чистые сердцем и чувствительные, но которые не имеют ничего общего с уверенным в себе типажом победителя.

«Честный вор» — всего лишь короткий рассказ, но и на его крошечном пространстве тоже отражены те страхи, которые терзали писателя.

Источник: Словарь персонажей произведений Ф.М. Достоевского / Накамура Кэнноскэ; пер. с яп. А.Н. Мещерякова. - СПб.: Гиперион, 2011