Образ автора "Истории о великом князе Московском"

Особое место в системе образов занимает автор. Одновременно он оказывается свидетелем и непосредственным участником многих событий. В отличие от Пересветова, Андрей Курбский не стремится к тому, чтобы установить дистанцию между собой и героями. Напротив, итоговое произведение князя Андрея построено как развернутое высказывание субъективного повествователя. Автор предельно индивидуализирован, и его оценки оказываются в центре всех лирических отступлений и комментариев, которыми так богата «История о великом князе Московском».

Элементы «самоизображения» искусно вплетены в рассказ об исторических событиях. В качестве одного из ведущих положительных героев «Истории о великом князе Московском» автор часто появляется в переломные моменты. Так, Курбскому важно подчеркнуть личное участие в казанском походе и личные подвиги во время штурма города.

Здесь и заявляет о себе личностная точка зрения: определенные темы требуют не только (и даже не столько) пространных комментариев, но и оценочных суждений, особых переживаний, пафоса. Но пафос этот заранее подготовлен, литературно обработан, композиционно выстроен, выверен. Как правило, обличительные речи сопровождают наиболее важные, переломные этапы в развитии сюжета. Вернее, они способствуют сознательному замедлению действия и, таким образом, позволяют сосредоточить внимание на том или ином суждении в целях сопереживания, эмоционального воздействия. Эти внеэпические элементы служат чаще всего сквозному эмоциональному напряжению, определяя трагическую атмосферу «Истории о великом князе Московском».

Курбский активно использует прием полемического обращения к одному из героев. Так, например, неоднократно автор бросает риторические реплики, адресованные непосредственно Ивану Грозному.

На страницах повествования создается и образ читателя, точнее, образы, поскольку условный адресат Курбского очень изменчив. В рассказе о казанском походе обращает на себя внимание риторический диалог с изнеженным воином. В мартирологе Андрей Курбский вступает в полемику с нарушителями Божьих заповедей. В одном случае это христиане, надеющиеся на помощь колдунов и силу ворожбы. В другом — маловерные и склонные избегать суровостей аскезы. В пример им приводится подвиг просветителя язычников и чудотворца Феодорита Кольского, который даже в глубокой старости не утратил храбрости и ревностно служил Богу. Не забывает Курбский и свободных жителей Польско-Литовского государства, которым рассказы об ужасах тирании Грозного могли показаться странным преувеличением.

Различные проявления образа читателя имеют и нечто общее. Они помогают яснее оттенить самого повествующего. Как правило, по своим нравственным качествам или по степени своей осведомленности, жизненного опыта читатель явно уступает автору, который не только рассказывает о событиях царствования Ивана Грозного, но и преподает урок нерадивым празднолюбцам и маловерным. Наряду с житийными самоуничижениями (впрочем, довольно краткими и формальными), в мартирологе сохраняются полемические пассажи, риторические амплификации, построенные на развернутых чередованиях вопросов и восклицаний, отдельные обращения к мучителю Ивану Грозному. Если агиограф сознательно устанавливает дистанцию между собой и образом святого, деяния которого, в конечном счете, невыразимы (святой всегда превосходит агиографа), то публицист-проповедник, прославляя мучеников, настаивая на объективности провозглашаемых истин, напротив, возвышается над антигероем. Читателю остаются только молчаливое согласие, предельная серьезность, внимание и готовность к незамедлительному покаянию.

Отмеченные нами особенности образа автора в «Истории о великом князе Московском» А.М. Курбского коренятся в самосознании публициста, для которого литература была продолжением жизненных коллизий. Разница между художественным созданием и действительностью (реальностью писательского «я») здесь минимальна.

Источник: Древнерусская литература XI-XVII вв.: учеб. для вузов. / Под ред. В.И. Коровина. М.: Владос, 2003.