Анализ романа Жюля Верна "Двадцать тысяч лье под водой"

В настоящее время сущест­вует две точки зрения по вопросу о «Наутилусе». Согласно пер­вой из них, писатель не только предугадал появление подвод­ной лодки, но и наделил ее свойствами, недостижимыми для современной техники. Противники этого взгляда утверждают, что развитие современной техники обогнало мечту Жюля Верна. И те и другие не правы, так как он не предугадал подводной лодки, существовавшей до него, и к тому же смелую фантазию писателя, наделившего «Наутилус» способностью опускаться на любую глубину и не быть раздавленным, не в силах воплотить современная техника, использующая для достижения глубинных слоев океана не подводные лодки, а батисферы и батискафы.

Интересно, что Ж. Верн сумел предвидеть применение элект­роэнергии для приведения в движение всех механизмов «Наути­луса», ведь тогда не было еще ни лампочек накаливания, ни электродвигателей. Его «ошибки и неточности» (устарелая в значительной мере классификация, легкость передвижения в скафандрах и др.) — не ошибки, а отражение уровня переднего края тогдашней науки. Его пленительный роман — отнюдь не пособие по ихтиологии, и, как справедливо утверждает в ком­ментариях к роману проф. Зенкевич, развитие науки не может заставить Ж. Верна «устареть», поскольку для читателя в его романах главным остается «утверждение воли, разума и поэзии научного труда, направленного на покорение необъятных сил природы».

Большинству современников писателя идея кругосветного подводного путешествия показалась несбыточной ввиду отсут­ствия практических результатов попыток изобретателей под­водных лодок, но сам он был твердо уверен в том, что «Нау­тилус» не беспочвенная фантазия и рано или поздно станет реальностью. Позднее заново сконструированные воображением Ж. Верна подводные лодки появились во «Властелине мира» и во «Флаге родины». В романе «Двадцать тысяч лье под во­дой» в центре внимания находится образ таинственного капитана Немо, в ко­тором есть нечто роднящее его с героями «Восточных поэм» Байрона. Не случайно, он — индиец, что осовременило байро­нического героя, связав его с освободительной борьбой народов в Индии (восстание сипаев), и придало ему подлинную значи­тельность. Окутанный флером мрачной тайны, Немо, подобно героям Байрона, индивидуалистически решавший проблемы добра и зла, становится мстителем-индивидуалистом, порвав с «цивилизованным» миром. В его портрете романтическая не­определенность сочетается с четко реалистическими особенно­стями: тонкие кисти с удлиненными пальцами характеризуют страстность и благородство натуры, а широко расставленные глаза обличают ум проницательного ученого. Портрет этот говорит, что учителем Ж. Верна был мастер реалистического портрета — Бальзак, но если тот апеллировал к авторитету Гал­ля и Лафатера, то физиогномистические наблюдения рассказчи­ка подкрепляются ссылкой на Грасколе и Энгеля.

Немо считает великодушным свое решение удерживать Аронакса и его спутников как вечных пленников, заверяя как ученый ученого, что профессор не пожалеет об этом, став участ­ником научных исследований. Так завершается развернутая экспозиция и начинается тема фантастического путешествия под водами — основная тема романа, и показ чудес подводного мира постоянно сплетается со все углубляющейся характери­стикой центрального персонажа. О чрезвычайной широте инте­ресов капитана Немо свидетельствует его библиотека, где соб­раны перлы мировой литературы от Гомера до Ж. Санд и ученые труды по различным отраслям естествознания и техни­ки. О тонком понимании живописи и музыки говорят картины и партитуры в той же библиотеке. Жюль Верн мастерски при­меняет реалистический прием тщательного описания интерьера как средства углубленной характеристики героя. В свои иссле­дования он вносит истинную страсть ученого и проявляет уди­вительную изобретательность, хотя и заявляет Аронаксу, что его труды никогда не дойдут до человечества. Немо утверждает, что стремление к подлинной свободе заставило его скрыться под волнами океана: «Море не подвластно деспотам... Тут, един­ственно тут, настоящая независимость! Тут нет тиранов. Тут я свободен!». Декларируя свой разрыв с обществом, он активно помогает угнетенным нациям и народностям, распо­лагая несметным богатством подводных кладов. В отличие от Чайльд-Гарольда, не принимающего участия в борьбе, ка­питан Немо активно мстит и столь же активно помогает борцам за независимость. Он не хочет причинять вреда беднягам-папуа­сам, жертвам колониальной экспансии и, не раздумывая, бро­сается с ножом на тигровую акулу, чтобы спасти жизнь бедня­ку-индийцу. Это сильный и страстно чувствующий человек, страшный в гневе и ненависти, но искреннее оплакивающий погибающих товарищей. О колоссальной силе его ненависти к угнетателям свидетельствует эпизод потопления напавшего на «Наутилус» английского броненосца. Развернув черный флаг (в Индии черный цвет считается цветом восстания), он мрачно наблюдает агонию тонущего корабля, но у себя в каюте раз­ражается рыданиями, и эта противоречивость поведения под­черкивает глубину переживаний этого незаурядного человека, представляющегося Аронаксу титаном, властителем вод. Это мистифицирующий романтический прием, сообразно которому Гобсек вырастал в страшный символ власти золота в глазах потрясенного Дервиля.

Восхищаясь океаном — символом свободы (опять переклич­ка с Байроном), Немо мечтает о некоей подводной утопии, где свободные от власти деспотов города будут подниматься по утрам к поверхности, чтобы пополнить запасы воздуха. Когда же рассказчик начинает говорить о создании континента с по­мощью коралловых полипов, Немо сухо прерывает его: «Нуж­ны новые люди, а не новые континенты!».

Что же касается его окружения, то безликие моряки с «Нау­тилуса», в сообщество которых входят представители различных наций, все безгранично преданы ему.

Перед ярким образом Немо блекнет также и личность рас­сказчика— еще один вариант ученого, не гения, подобного Не­мо, но и не чудака типа Паганеля. Аронакс — корректный, умный человек, но вряд ли выдающийся ученый. Гуманный и мягкосердечный, он движим чувством абстрактной справедли­вости (автор продолжает верить в высокую воспитательную роль науки), и демократичен, что проявляется в его отношении к Конселю, скорее другу, чем слуге. Став пленником «Наутилу­са», Аронакс переживает истинно «фаустовский конфликт» меж­ду жаждой освобождения и стремлением продолжать исследо­вания морских глубин и их обитателей, но первое стремление оказывается сильнее, поскольку он не собирается всю жизнь скитаться вместе с Немо и хочет опубликовать свою книгу о мо­ре, чтобы принести пользу людям.

Его уравновешенный слуга-фламандец, мастер на все руки и чрезвычайно сведущ в теории классификации. Однако на практике рьяный классификатор не может отличить кашалота от беззубого кита, а тунца от макрели, в отличие от гарпунера Неда Ленда, без запинки называющего любую рыбу. Автор не без юмора отмечает, что вдвоем они составили бы замечатель­ного натуралиста. Юмор, вступив в роман вместе с чудакова­тым Конселем, сопровождает подачу научного материала, постоянно вклинивающегося в ткань романа. Даже полупара­лизованный ударом электрического ската неисправимый клас­сификатор дрожащим голосом бормочет: «класс хрящевых, от­ряд хрящеперых и т. д.

Король гарпунеров Нед Ленд признает только вкусовую классификацию рыб на съедобные и несъедобные. Его беседы с Конселем становятся средством юмористического ввода науч­ных материалов, органически входящих в повествование. Лишь изредка эти материалы подаются в серьезном плане, а чаще всего они юмористически окрашиваются для оживления повест­вования.

Основная тема романа — тема фантастического путешест­вия — завершается бегством троих пленников, но тайна капи­тана Немо остается нераскрытой.

С этой темой сплетается едва намеченная тема Атлантиды, неизменно привлекающая современных фантастов, начиная с Конан-Дойля («Маракотова бездна»). Эта тема только постав­лена Жюлем Верном, зато основная тема разработана мастер­ски. Своеобразной экспозицией являются сообщения о плаваю­щем рифе, комический ажиотаж вокруг таинственного морского чудовища и организация экспедиции в поисках загадочного нарвала. Завязкой же является тот момент, когда Аронакс осознает, что это не чудовищное явление природы, а создание человеческих рук — необычайный подводный корабль, а дальней­шее путешествие становится показом чудес, созданных гением человека, неизмеримо превосходящих своей фантастичностью чудеса природы. Причем сам капитан Немо выступает в тради­ционной роли гида, знакомящего потрясенного пришельца с чу­десами техники и подводного мира. Само введение научного материала  приобретает  фантастический  характер,  примером чего могут послужить подводные пейзажи, наблюдаемые то сквозь смотровые окна салона, то во время подводных прогулок. Интерьер становится не только средством углубленной харак­теристики капитана Немо — музыканта, художника, ученого и гениального инженера, но также и средством введения науч­но-фантастического материала. Не только столовая, но и пер­вый завтрак Аронакса иллюстрирует фантастический тезис Не­мо: море кормит и одевает экипаж «Наутилуса», а рабочие отсеки подводного корабля демонстрируют фантастическую технику.

Поскольку согласно замыслу рассказ о фантастическом пу­тешествии ведется как бы с протокольной точностью, — тропам не остается места. Крайне редки и сжаты сравнения, иногда юмористически окрашенные. Когда «Наутилус» вырвался нако­нец из ледового плена, грозившего смертью от удушья, Нед Лэнд только молча открывает рот, «но так, что даже акуле сделалось бы страшно». Рисуя ажиотаж вокруг со­общений о вошедшем в моду таинственном чудище, автор саркастически замечает, что «для газетных уток открылась ока­зия нести яйца всех цветов», раскрывая эту сатириче­скую метафору целым набором фантастических побасенок о чудовищных китах, осьминогах и морских змеях.

Когда Аронакс, готовясь к побегу, вспоминает все пережи­тое во время путешествия, оно проходит перед ним «как дви­жущаяся декорация на театральном заднем плане»,— здесь функция сравнения иная, она подчеркивает, что роль рассказчика, — роль постороннего наблюдателя, а не активного участника изображаемых событий.

Источник: Розанова А. А. Социальная и научная фантастика в классической французской литературе XVI-XIX вв. Киев: Издательство «Вища школа», 1974