В отличие от жизнеподобного условный образ либо деформирует очертания реальности, нарушая ее пропорции, резко сталкивая реальное и фантастическое, либо формирует изображение так, что за изображенным (будь это явление природы, существа животного царства или атрибуты вещественной реальности) имеется в виду подразумеваемое, второй смысловой план образа. В первом случае перед нами гротеск, во втором — аллегория и символ.

Есть интенсивные типы творчества, сосредоточенные на «любимой мысли», на избранном круге представлений и конфликтов, в которых ощущение эстетического центра или первообраза дает о себе знать настойчиво и властно. Таков художественный мир Лермонтова. В его символическом средоточии «две тени милые»: Ангел и Демон, знаменующие собой вечные полярности духа, нуждающиеся друг в друге.

Порою общая эстетическая первоматерия характеров, укорененная в авторском представлении о природе человека, как бы прикрыта плотною оболочкой исторически конкретных, питаемых общественной психологией проявлений персонажей. Герои Тургенева, на первый взгляд, выглядят лишь верными «оттисками» духовных устремлений времени.

Создание типов в литературе, естественно, не обходится без художественного обновления картины мира. Подлинное искусство никогда не исчерпывается одним лишь отражением ее. И в гениальных художественных типах всегда есть область смысла, в которой персонаж оборачивается для нас «знакомым незнакомцем».

Присмотримся к характеру, затронувшему чувствительнейший нерв современности, вызвавшему бурю критических страстей, восторгов и брани, обрушившейся на его создателя. Речь идет о тургеневском Базарове. Нет, казалось бы, более красноречивого аргумента в пользу «отражательного» предназначения литературы, возведенного в абсолют.

В жизнеподобном изображении человека на одном полюсе располагается характер, на другом — тип. Полярности эти могут сближаться, они далеко не абсолютны. В литературном типе ярче выражено родовое или массовидное начало. В характере — индивидуальное. Тип психологически однострунен, в нем преобладает «одна, но пламенная страсть». Характер, как правило, многогранен и сложен.

Эпитет — поэтическое определение объекта. Говоря поэтическое, мы не связываем с этим понятием мысли о какой-либо особой «красочности», «изысканности» или экспрессивности такого определения. Всего этого может и не быть. Поэтическое в эпитете (экспрессивен он или точен, живописен он или нет) выражает себя прежде всего в его способности схватывать ценность или индивидуальное свойство объекта (а часто и то и другое сразу).

Резкий сдвиг значения — демонстративного преувеличения или преуменьшения дают гипербола (от греч. hyperbole — излишек, преувеличение) и литота (греч. litotes — простота). Это две разновидности тропов, как замечательно показал в первой и второй частях своего романа "Путешествия Гулливера" Джонатан Свифт, две крайности одного и того же, поэтому литоту нередко называют обратной гиперболой.

Отличительным свойством метафоры можно считать ее готовность распространиться до сравнения. В этом смысле, противоположным метафоре тропом является метонимия (от греч. слова metonymia — переименование), которая не предполагает такого распространения.

Если символ, абстрагируя, расширяет значение поэтического образа, аллегория действует в противоположном направлении, являя собой род иносказания, посредством которого отвлеченная идея передается через конкретный пластический образ. Так, в гомеровской "Илиаде" могучая Обида шагает по главам воинов, а робкие молитвы подъемлют очи косые.